Мы решили, что в такие времена как нынешние очень важно не терять чувство юмора. Поэтому будем публиковать каждый вторник, четверг и субботу по короткому юмористическому рассказу. Так что в эти дни, в потоке новостей о COVID-19, знайте, что вечером на странице #diez можно найти веселый рассказ, и тем самым поднять себе настроение. Учимся смеяться у самых лучших: Чехов, Салтыков-Щедрин, Зощенко, Аверченко, Хармс, Тэффи, Довлатов и многие другие… Берем чашку чая, шоколад и на пару минут забываем о грустном. Улыбайтесь, господа!
Бывают такие женщины, вроде чужой человек, а с первого взгляда создается впечатление, что знаешь ее давно, и вся подноготная ее жития-бытия – с шелушащейся кожей на ладонях, аллергией на антибиотики и выматывающими приступами мигрени – не составляет для тебя никакой тайны.
Татьяна принадлежит к подобному типу людей. Этакая девушка с лицом средневековой благородной дамы – большой чистый лоб, высокие надбровные дуги, голубые глаза – вроде такая красота, но тут же, досадным контрастом – маленький безвольный рот, упавшие уголки губ, унылый цвет лица.
Она еще молода, и эта неуместная скорбь на ее лице, словно бы свидетельствующая о многочисленных тяготах, как то: муж-неудачник, ленивый, недалекий, обязательно пьющий; свекровь-карга, в пику стиральной машинке кипятящая белье в хлопьях хозяйственного мыла, – ужасная вонь этого варева въелась во все углы квартиры, и ничем ее уже не перебить; двое детей, часто болеющих, крикливых, беспокойных, – вся эта беспросветная жизнь жены мужа-алкоголика и матери двух малолетних детей как будто нависла над ней дамокловым мечом, отметив печатью скорби ее молодое и, в общем, милое лицо.
На самом деле все совсем не так, Татьяна давно и бесповоротно не замужем – с того дня, когда жених Славик ушел к другой, молодой и невообразимо прекрасной: чуть раскосые миндалевидные глаза, трогательно выпирающие ключицы, тонкие кисти рук. Татьяна даже не удивилась Славикову пердимоноклю, потому что отлично его понимала, ведь на фоне разлучницы она выглядела абсолютной квашней – слишком обильная, слишком восторженная, слишком преданная, слишком своя. «Я бы сама, может, от себя ушла, появись такая возможность», – вздохнула на следующее утро она, рассматривая в зеркале свое распухшее от слез и бессонницы лицо.
Зла на бывшего жениха Татьяна не держала и даже скинула в день бракосочетания поздравление: «Будьте счастливы. Всегда!!!» Потом, правда, пожалела о трех восклицательных знаках, что за неуместная восторженность, можно было ограничиться одним восклицанием или вообще точкой, в конце концов, это от нее ушли, а не к ней! Обеспокоенная своей пунктуационной несдержанностью, сообщения от Славика она ждала с замиранием сердца, впрочем, так и не дождалась, ответить молодожен не удосужился, может, закрутился и забыл, а может, просто проигнорировал ее. «Ну и хрен с тобой!» – обиделась Татьяна и впала в анабиоз. Прошли четыре долгих, ничем не примечательных года. Она провела их словно в тумане – как-то жила, что-то ела, где-то работала. Осень, зима, весна, лето, снова осень, снова зима.
Но однажды настал день, когда она выдохнула, вынырнула из убаюкивающей круговерти, оглянулась – и остро заскучала по нормальной жизни. Чтобы муж, дети, дом, семья. Опыт предыдущих отношений ничего радостного не сулил, да и надеяться было не на кого – хороших мужиков уже разобрали, а нехороших нам и задаром не надо, потому Татьяна, махнув рукой на везение, решила взять бразды правления судьбой в свои руки и перейти к решительным действиям.
Решительные действия привели к тому, что однажды она вошла в троллейбус, прямая и, казалось, безразличная, села к окошку: курточка болотного оттенка с неприлично свалявшимся енотовым воротом, легинсы, откровенно обтягивающие круглые колени и уже обвисший крупноватый зад, сумка с аляповатой облупленной застежкой и – но! – нежно-василькового цвета кашемировая кофта, единственная вещь в гардеробе, которую не стыдно надеть. Татьяна бережно стирала ее в теплой воде, обязательно детским шампунем, заворачивала в полотенце, чтобы убрать лишнюю влагу, а потом раскладывала на кухонном столе – сушиться на сквозняке. Кофту эту она приобрела на распродаже за какие-то смешные деньги, и теперь носилась с ней по квартире, от ванной к окну, от окна к шкафу, обкладывала апельсиновыми корками, чтобы моль не попортила, и надевала исключительно в тех случаях, когда нужно было выглядеть достойно. Такая вот унылая, набившая оскомину «невыносимая легкость бытия», к которой приговорены миллионы женщин во всем мире, а в данном конкретном случае Татьяна, невольное олицетворение образа многострадальных жен, – большая, бесформенная, наивная и немного инфантильная, но чрезвычайно добрая, отзывчивая и преданная – до зубовного скрежета мужа, маячившего где-то впереди, пьющего и неопрятного, с могучим храпом по ночам, и это в маленькой двухкомнатной квартире с окнами на Коровинское, допустим, шоссе. Рядом маячила тень свекрови-долгожительницы, съехавшей с ума восьмидесятилетней карги, наотрез отказавшейся помогать с внуками, – питается отдельно, оберегает свою еду как зеницу ока, вплоть до замеров линейкой уровня супа в кастрюле.
И наша Татьяна, каким-то лишь ей ведомым образом вычислив беспросветность своего будущего, надела упомянутую выше холимую и лелеемую кофту, заняла у подруги две тысячи рублей и поехала к Антонине Всезнающей, ясновидящей и целительнице, обещающей за один сеанс белой магии счастье, любовь, удачу и прочие завлекательные блага. Ехала она не без чувства легкого смущения и тревоги, но почему-то в твердой уверенности, что визит к гадалке не пройдет даром и отвадит ну хотя бы свекровь: пусть она умрет за полгода до их встречи с суженым, тот будет в отчаянии от горя, уйдет в глухой запой, но Татьяна его спасет, окружит заботой и нежностью, и любовь сотворит чудеса, он бросит пить, откроет свое небольшое, но прибыльное дело, со временем они обменяют квартиру (Коровинское шоссе, жопа мира) на дом за чертой города, подальше от грязи и смога, она разобьет во дворе цветник… Тут же возник проект маленькой теплицы, свои огурчики и помидоры, далее – две-три яблоньки, всенепременно антоновка, хотя можно и гольден, только приживется ли на наших широтах гольден, вот в чем вопрос. Заботы по хозяйству Татьяну не пугали, она сможет справиться и с домом, и с детьми, и мужа будет вечерами ждать из города с горячим ужином – пироги, котлеты, наваристые супы – безумная вкуснотища, опять же вопрос, откуда продукты брать на такую вкуснотищу, в магазине одно генно-модифицированное добро, может, поросят и кур в придачу к яблоням завести? Подумала – и оставила на потом взвесить все «за» и «против», и потянет ли она такое хозяйство муж-дети-цветник-собака-кошка, потому что какая семья без собаки и кошки, собака будет дом стеречь, а кошка спать в ногах, свернувшись пушистым комочком!
Итак, она звалась Татьяной, девушка с приятным потоком мыслей на пороге больших перемен, в кошельке у нее три тысячи рублей – тысяча своих и две тысячи подругиных, и ехала она к ясновидящей Антонине с намерением выпросить формулу своего счастья и в тайной надежде, что все будет именно так, как она себе намечтала.
Вчера бодрый мужской голос в телефонной трубке, представившись ассистентом ясновидящей, сообщил, что все расписано на месяц вперед, но он попробует найти для Татьяны окно, пусть она оставит ему свой номер, он перезвонит. Татьяна испугалась, что на звонок может ответить вечно недовольная мать, поэтому обещала перезвонить сама. В итоге ее треволнения были увенчаны радостным известием, что одна из клиенток перенесла визит по причине болезни, и ей надо явиться завтра в одиннадцать ноль-ноль по адресу улица такая-то, строение сорок восемь, шестой этаж, офис двадцать два. И Татьяна собралась и поехала по холодному осеннему городу навстречу яркой и счастливой судьбе, мысленно благословляя Провидение и женщину, так кстати заболевшую.
Строение сорок восемь оказалось типовой 23-этажной высоткой: оранжевый фасад, белые блоки балконов. На подъездной двери мигал красным зрачок неприступного домофона. Татьяна полезла в сумку, чтобы позвонить и уточнить код, но не нашла мобильного телефона – забыла дома. Не успела она расстроиться, как дверь распахнулась и выпустила пожилого мужчину в длинном легком плаще и почему-то ушанке.
– Ой, как вы кстати! – обрадовалась Татьяна, юркнула в подъезд и только там сообразила, что это обыкновенный жилой дом, и ни о каком офисе не может быть речи.
Здесь, конечно же, надо было повернуться и уйти прочь, но какая-то сила влекла ее вперед, может, простое женское любопытство, а может, наивность, граничащая с глупостью, тоже простая и тоже, чего уж греха таить, сугубо женская. Не в силах противостоять этой неумолимой силе, Татьяна вызвала лифт, поднялась на шестой этаж и уткнулась носом в обитую коричневым дерматином дверь. В том, что ей именно сюда, не было сомнений – дверь была многозначительно обклеена зодиакальными знаками, а над звонком висела огромная, буквально угрожающих размеров железная подкова. Вывеска под звонком гласила: «Добро пожаловать в пристань ваших надежд».
Татьяна несколько раз перечитала про пристань надежд, просипела «вот оно», прочистила горло и произнесла еще раз, громче: «Вот оно!» – потом расстегнула куртку, выставив на обозрение нежно-васильковую кофту, распустила волосы и позвонила.
Первой откликнулась собака, подскочила с той стороны двери, сердито закопошилась и залилась визгливым лаем. Татьяна прождала с минуту и позвонила еще раз. Послышалась возня, лай собаки удалился и стал глуше, и только потом дверь отворилась.
В проеме возникло заспанное лицо мужчины – след от подушки на щеке, всклокоченные патлы, щетина. Неестественно длинные лямки майки были растянуты чуть не до пупа, на босых ногах красовались женские мягкие тапки с кокетливыми помпончиками. Мужчина, явно не стесняясь своего затрапезного вида, зевнул несколько раз и пригладил спутанные лохмы. У Татьяны нехорошо сжалось сердце, в голове мелькнула одинокая, но на удивление трезвая мысль – влипла. Следом возникла другая, неожиданно рациональная – надо уходить. Татьяна медленно попятилась к лифту и уже собралась нажать на кнопку вызова, как вдруг мужчина подал голос:
– Вы по записи? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Проходите, сейчас Антонина Всевидящая примет вас.
– Всезнающая, – пискнула Татьяна.
– Я так и сказал, – не моргнул глазом мужчина и распахнул пошире дверь, – проходите.
Исполненным достоинства жестом, подразумевающим гостеприимство, он указал в глубь квартиры. От растерянности Татьяна совершенно прекратила соображать и, вместо того чтобы спастись бегством, позвать на помощь или на худой конец хлопнуться в обморок, покорно вползла в прихожую и замерла на пороге. Мужчина бесцеремонно отодвинул ее в сторону рукой, запер дверь и спрятал ключи в карман. Татьяна уставилась на него, пытаясь по выражению лица вычислить намерения. Выражение лица было явно с бодуна, и намерения были ему под стать – опохмелиться как можно скорее.
– Деньги при себе? – спросил мужчина.
– Мые… – промычала Татьяна.
Истолковав ее мычание в свою пользу, мужчина заметно оживился.
– Сейчас она вас примет, пождите минуту! – И он скрылся в другой комнате, крикнув на ходу: – Вы пока раздевайтесь!
В ванной скреблась собака. Ее жалобный вой мешал сосредоточиться. Татьяна бездумно подергала входную дверь за ручку. Бесполезно, без ключа не отпереть. И тут до нее, наконец, дошел весь ужас положения – никто из близких не знает, куда она уехала, матери соврала, что к подруге, подруге – что за покупками, а на самом деле она сейчас заперта в чужой квартире, путь к отступлению из которой закрыт бесповоротно и навсегда. Через минуту из спальни вывалятся пьяные мужики, в лучшем случае сразу же перережут ей горло, выкинут тело на помойку и пойдут догуливать на ее деньги, а она будет лежать под открытым небом, холодная и безучастная, истекающая последними каплями крови. В худшем случае они сначала изнасилуют ее, по два раза на рыло. И только потом перережут горло.
Здесь мрачные размышления Татьяны прервал яростный крик: «Отстань!» Голос был явно женский, и это немного успокоило ее, впрочем ненадолго, потому что следом заорал мужчина: «Убью, сука, вставай, к тебе пришли!» – и в ответ визг: «Пошел в жопу, мразь!»
Татьяна прислушивалась к перебранке, мысли хаотично толкались в голове – пустые, несвоевременные, дурацкие мысли о том, кто же Ленке долг вернет и что будет с мамой, в ушах стоял пронзительный звон, и все происходящее казалось каким-то недоразумением, ошибкой природы, проделками Бермудского треугольника и неизвестно еще чем. «Вот как оно с нами бывает!» – прошептала она, подразумевая тысячи замученных маньяками женщин и причисляя себя к их скорбному сонму.
Перепалка в спальне не собиралась утихать, потому Татьяна решила, не теряя времени даром, изучить обстановку – мало ли, вдруг ей удастся обнаружить укромный уголок, куда можно будет спрятаться. Укромного уголка не обнаружилось, но интерьер крохотной, слабо освещенной прихожей внезапно ее успокоил: стены были увешаны иконами и распятиями, там и сям красовались плакаты с незнакомыми (ведическими – почему-то решила Татьяна) символами. «В конце концов, меня бы давно убили, если бы это было в их планах», – подбодрила она себя. Но тут перепалка в спальне вышла на новый виток. «Дай выпить!» – заорала женщина, по всей видимости Антонина Всезнающая, на что мужчина возмущенно крикнул: «Сука, вчера весь пузырь выдула, а сейчас выпить ей подавай! Обслужи человека, и будет на что выпить!» Не прерывая хриплого крика, он вынырнул из спальни и, расплывшись в широкой улыбке, сбавил тон до вежливого шепота: «Не скучайте, госпожа сейчас будет». Следом из спальни выглянула госпожа во всей своей необузданной невыспавшейся красе – заплывшая физиономия, потекший позавчерашний макияж, нечесаный клок волос надо лбом. Она окинула Татьяну быстрым оценивающим взглядом и, сделав свои, по всей видимости неутешительные, выводы, важно кивнула. Кивок получился несколько странным, будто лошадь мотнула головой: этакий нелепый и неуместный кивок лошади с отечным лицом алкоголички. Татьяна некстати подумала, что у нее в придачу к алкоголизму должна быть какая-то нехорошая болезнь. Сифилис, например, или гонорея. И грязь под ногтями.
– Проходите в процедурную, я сейчас буду, – скрипнула Антонина Всезнающая.
– Нет-нет, спасибо, – замахала руками Татьяна, – я лучше здесь подожду.
– Ну-ну, – изрекла ясновидящая лошадь и, неопределенно хмыкнув, скрылась в спальне.
Тем временем мужчина выпустил из ванной собачку, этакую моську, худющую и мохнатую. Обиженно тявкнув, та кинулась к выходу и замерла, уткнувшись крохотной мордочкой в щель между косяком и дверью. «Сейчас он поведет ее выгули…» – подумала Татьяна и осеклась – в голове забрезжила пока еще неясная мысль о спасении, и она лихорадочно ухватилась за нее, пытаясь сообразить, что делать дальше. Мужчина тем временем натянул куртку, привычным жестом подвинул ее в сторону и вытащил из кармана ключи. «Можно выскочить следом», – решила Татьяна, но отмела эту идею – в прихожей могла завязаться потасовка, из спальни на подмогу подтянулась бы Антонина, и все бы закончилось в лучшем случае битьем Татьяниной морды, а в худшем помойкой и перерезанным горлом. И если первый вариант Татьяну просто пугал, то второй не устраивал в принципе. Она села на корточки и потрепала собачку за ухом.
– Надо же, у меня дома такая же, – солгала она.
– Жрет как прорва, – хмыкнул мужчина, – что же ты в прихожей стоишь, проходи в комнату, госпожа… это… приводит себя в порядок.
Татьяна вперилась в связку ключей, которую он держал в руках. Моргнула несколько раз.
– Хотите, я с собачкой погуляю, пока Антонина Всезнающая готовится к сеансу? – решилась, наконец, она.
Мужчина удивленно уставился на нее. Она попыталась напустить на себя беспечный вид:
– Я забыла деньги на телефон положить, а мне срочно нужно позвонить. Одному важному клиенту. Так что могу заодно и с собакой погулять.
– Ну что вы, я сам, – впечатленный важным клиентом, перешел на «вы» мужчина, – дайте лучше денег, я вам на телефон положу. И на пиво, хм, одолжите. Сочтемся.
Он протянул руку. Ладонь его была большая, запястье – в наколках. Татьяна читала в «Аргументах и фактах», что татуировки делают себе заключенные в исправительных колониях. Ее мгновенно прошиб пот. Сейчас этот бывший зэк придушит ее своими крепкими мозолистыми руками и преспокойно уйдет гулять с собакой. Заодно и пивка попьет – за ее счет. Она собрала волю в кулак:
– На улице очень холодно, а вы в тапках на босу ногу, – она всем своим видом выказывала заботу, – давайте лучше я схожу и с собачкой погуляю, мне несложно, и пивка как раз вам прихвачу.
Мужчина обнажил в хитроватой улыбке прокуренные зубы и снова перешел на панибратский тон:
– А что, если ты не вернешься?
– Ну как вы можете такое говорить?! – возмутилась Татьяна. – Я ведь попала к вам, можно сказать, по счастливому стечению обстоятельств. Не отмени вчера другая клиентка визит, мне пришлось бы целый месяц ждать!
«А была ли вообще эта клиентка или я одна такая дура? – подумала она и, оскорбившись за себя, с достоинством возразила: – Была, конечно, дурами полнится шар земной». Благоразумно оборвав себя на полумысли, она полезла в сумку и достала из кошелька пятьсот рублей:
– Я могу вам залог оставить.
Мужчина без возражений забрал купюру и, наконец, отпер дверь. Собака вылетела за порог и понеслась вниз по ступенькам, заливаясь счастливым лаем. Татьяна вышла на вожделенную лестничную клетку, счастливо выдохнула:
– Я мигом!
Она старалась не сильно торопиться, застегивая куртку.
– Вам чего взять?
– Ларек буквально за углом, с торца. Возьми нам по бутылке, нет, лучше по две пивка и пачку «Явы». Золотой.
– Хорошо! – Она нажала на кнопку лифта, но испугалась, что мужчина передумает, и побежала вниз по лестнице, торопливо перепрыгивая через две ступеньки.
Собака, сдерживаясь из последних сил, ждала у подъездной двери. Татьяна выпустила ее на свободу и несколько секунд наблюдала, как та, в безудержном восторге от ветра и холодного воскресного утра, выписывает немыслимые пируэты, как задирает лапу под одним деревом, присаживается под другим, а потом нарезает круги по двору, периодически притормаживая, чтобы обнюхать какую-то очередную, бесспорно важную, на ее взгляд, чепуху. Татьяна подумала, что они с собакой сейчас очень похожи – обе наконец-то вырвались из плена и ничего, кроме радостного облегчения, не испытывают.
Она пошла сначала шагом, потом, когда скрылась за углом, – бегом, прочь от этого страшного дома, подальше от этих ужасных людей. Собака увязалась за ней, видно решив, что это забавная игра в догонялки. Татьяна резвым бегом добралась до остановки, обрадовалась ее многолюдности. Закашлялась, долго рылась в сумке в поисках платка, не нашла, утерла выступившие слезы тыльной стороной ладони. Собака, виляя хвостом, вертелась у ее ног. Периодически она поднимала кверху мордочку и ловила ее взгляд, и тогда казалось, что она улыбается. Татьяна присела на корточки, заглянула ей в глаза:
– Тебя как зовут?
Собака с готовностью тявкнула и завиляла хвостом.
– Сейчас мы домой поедем, – пообещала Татьяна, – и все у нас будет хорошо.
И вот идет по улице наша Татьяна, такая уже дама и уже с собачкой, эволюция от Пушкина к Чехову – большая, нелепая, радостная дама Татьяна, и в ногах у нее путается, повизгивая от счастья, махонький комочек, и мир, образно говоря, распростерт перед ними, и все у них еще впереди: и приобретения, и потери, и муж, скорее всего пьющий неудачник, и дети, часто болеющие и капризные, и свекровь, полоумная больная карга с неугасаемой мечтой о несметных полчищах кавалеров, и весь этот букет стихийных бедствий маячит где-то впереди, – но к такому повороту событий они уже готовы, с этим они теперь обязательно справятся, потому что познали свою, отличную от других, истину, путь к которой закрыт для всех остальных.
