Зачем мы идем в театр? Чтобы испытать сильные, но привычные эмоции, или все же в поисках неведомого? Разные бывают ответы на этот вопрос. Об игре как шаге в неизвестное — разговор с Еленой Кушнир, директором концептуального ZaO-Театра.
«Потерянная травяная шляпа», или Возвращение нарратива
— Итак, студия театральной импровизации ZaO завершила 17-й сезон. Все эти годы вы упрямо и последовательно стремитесь раскрыть в области историй какую-то тайну, вовлекая в процесс зрителей. Весной после импро-спектакля публика придумала для него десяток названий, из которых мне не удалось забыть несколько: «Комедия одиночества», «Потерянная травяная шляпа» и «Близнец поэта». Почему у Студии такой интерес именно к историям?
— Истории, сюжеты — постоянное обобщение опыта человеческого рода. Причем не по горизонтали, а по вертикали… Это не то, что мы о себе знаем сами, а то, что нам удается получить в виде наития, озарения. Правда о происходящем, когда множество движений и поступков вдруг складываются в некий смысл. Такова история в жизни и такова история в драме.
Видите ли, есть очень важный вопрос: зачем жизни искусство? Если театр — ложь, иллюзия, притворство, почему он существует столько лет? А если он нечто другое, то что? В технике импровизации, которую мы разработали, интуиция актера постоянно соприкасается с истоком искусства. Никакой другой точки опоры просто нет.
И оказывается, что этот исток — бесконечное присутствие тайны, тонкого начала. Значит, все элементы игры должны быть осмыслены на уровне тайны, чтобы мы могли говорить на ее языке, воплощать ее формы. Чтобы инструментарий игры не противоречил истоку игры.
Тогда понятно, что люди получают от искусства — дружеское общение с тайной. В жизни мы часто теряем это измерение. А в игре вновь обретаем его. Причем оно каждый раз актуально, оно несет информацию, которой остро не хватает здесь и сейчас. Более того, эта информация — разная для каждого зрителя, хотя все смотрят одну и ту же вещь. Отсюда и 10 названий для одного импро-спектакля. Осознание искусства — и для художника, и для зрителя — необходимо, оно соотносит наше сознание с глубиной таинственного, феноменального. Это философия на практике, прикладное мировоззрение.
А истории, как уже было сказано — уникальный уровень обобщения игровой и жизненной информации. Вот почему мы все больше углубляемся в эту тему. Кстати, недавно завершился период постмодернизма. В здешнем пространстве он длился примерно 30 лет. Все это время истории и их осознание были, мягко выражаясь, не в тренде. Я говорю не о свободном творческом подходе к нарративу, нет — о программном отказе от него. Нарратив рассматривался как инструмент догматики и тоталитарности. Ну и смысл, в общем, тоже. Теперь погода изменилась, обозначились новые тренды, истории возвращаются…
— А у ZaO-Студии был перекур на деконструкцию?
— Какой там перекур, и так едва успеваем разобраться. Нет, мы работали над историей постоянно, по принципу «смысл вне догмы, история вне шаблона». Кстати, тоталитарным шаблоном может быть и деконструкция. Все зависит от цели, с которой ты применяешь тот или иной прием.
Для нас импровизация — именно поиск новых, непривычных образов и историй. Дело не в том, чтобы сыграть спонтанно любой связный сюжет, а в готовности к контакту с неизвестным. Импро-история непредсказуемо начинается, развивается и завершается на такой глубине медитативного слушания, где в события превращаются очень тонкие слои, которые обычно остаются вне спектра драматургии. И нужно многое знать, чтобы уловить эту информацию.
От привычного к необходимому
— С нетерпением жду новостей из жизни историй, выкладывайте!
— Принято считать, что история — это изменение. Если пройти глубже, то в основе нарратива — не просто изменение, но всегда эволюция, развитие. Из 17-го сезона Студия вынесла формулу: «История — путь от привычного к невозможному». Путь человека (мира) к себе настоящему — через желания и выбор. Точнее, шанс такого пути. Ведь персонажи могут пройти его, а могут отказаться, и это тоже история.
— А зачем стремиться к невозможному?
— Потому что это невозможное — одновременно необходимое. Человек создает чудеса своей реализации, предназначения. То, чего еще никогда не бывало, ведь каждая судьба уникальна. А значит, мы все делаем невозможное.
— Но разве главное в истории не конфликт?
— Вы можете жить ради конфликта? Он — заметная часть сюжета, но не главная. Всего лишь препятствие, с которым сталкивается устремленность. Возможна совсем другая игра, вне конфликтов, которая восходит к древнему жанру идиллии — это выявление и созерцание тайн реальности. Они могут развиваться вполне беспрепятственно!
Если история — это путь, можно по-новому увидеть многие базовые структуры театра. Например, концентрация событий. Разве она имеет отношение к жизни? К привычному течению происходящего — нет, не имеет. Но и ложью не является, поскольку эта концентрация нужна для передачи опыта пути. Насколько мы умеем его видеть, принимать, проходить? Этому учит драма. Видеть путь в целом, как это можно сделать в театре за два часа. Улавливать его смыслы.
Осторожно: идиллия!
— И как же все это отразилось в игре?
— Разнообразно. Первый спектакль сезона — «Мотолавку» — мы придумали вшестером. Честно говоря, не знала, что такое возможно. Побочный эффект коллективной энергии, наработанной в импро! Темой игры была энергия преодоления. Когда ощущаешь тяжелую, опасную проблему, то одновременно к тебе приходит и энергия ее преодоления. А вот это чувствуешь уже слабее, не так ли? Заглавие спектакля — метафора: «Мотолавка» смешной и неуклюжий транспорт, но в нашем случае он доставляет, передает от персонажа к персонажу, от актера к зрителю энергию преодоления. У этой игры есть разные локусы, в которые перемещаются и актеры, и публика; в каждой новой точке — новые истории, их одновременно играют несколько групп. Получается полифония сюжетов в форме танцевальной импро-драмы. И да, «Мотолавка» доставила тему по назначению! Это звучало после игры в откликах зрителей. Мы сыграли ее дважды: в Доме Земств как часть осеннего проекта Open Studios и в замечательном фойе Jinta Latina, под крылом Teatrul Fără Nume. В этом сезоне нашими постоянными помощниками и партнерами были Ассоциация Oberliht и CSCI — Коалиция независимого культурного сектора Молдовы.
Второй проект тоже рассказывал историю в танце. Это «Драматический балет в пространстве дзенской флейты». В качестве видео-новеллы он представлял Молдову на Научной онлайн лаборатории Натальи Днипренко (международный форум, организованный украинским и английским университетами искусств). Днипренко и ее студенты сделали удивительный онлайн перформанс по шекспировскому “Кориолану”, объединив на одном экране актеров, которых война разбросала по разным государствам.
Мы также сыграли «Драмбалет» в проекте «Пластика неуловимых чувств», в котором сначала танцевали драму актеры, а затем, после тренинга — зрители.
Принцип ZaO-Драмбалета в том, чтобы выражать в танце не только яркие и сильные, но тонкие, неуловимые состояния. Какая сложилась история? Например, в игре трижды возникали разные ситуации нерушимого статуса: все между этими персонажами есть и будет только так, а иначе — никак. И эти нерушимые статусы «переворачивались», кувыркались самым смеховым и неожиданным образом.
В «Историях без слов», которые Студия играла весной в Zpatiu, меня поразило, что драматическое напряжение ощущается намного активнее. Мы всегда стремились к тонкости, но теперь она становится все более выявленной. А история пришла про очень давнюю общность между людьми. Нечто вроде художественной группы, среды, которая начинает исчезать, расщепляться. Был канун Вербного Воскресенья, и происходящее пересекалось с этой темой — когда очень хочешь удержать то, что тебе дорого, но удержать невозможно. Потому что стадия реальности другая. В игре терпеливо и подробно рассматривалось, как это уходит. Очень пристальное рассмотрение! И в результате проявлялось, как именно — что именно — остается.
Главным сюрпризом сезона для меня стал переход энергии истории из драмы в карнавал. Мы обнаружили, что в основе карнавала всегда была история смерти и воскрешения, причем воскрешающей силой оказывалась любовь.
— То есть любовь сильнее смерти? Не особо оригинальный сюжет.
— Зато полезный. Это другая сторона историй, не инновационная, а мифологическая, постоянная. Есть сюжеты, которые являются базой человеческого опыта. Большая карнавальная история — один из них. В летнем карнавале мы сыграли ее дважды: в ритуальной постановке и драматической импровизации. И в импро развернулся сюжет, напоминающий счастливое видение: смерти вообще не существует, это иллюзия, сон; а вот связи и притяжение между людьми неуничтожимы, хотя кажутся такими мимолетными, хрупкими.
Это был как раз вариант странной идиллии, выявляющий необъяснимость человеческих связей. Что-то объединяет наших героев, хотя они не могут это обнаружить. Происходящее ни разу не остановилось в точке гармонии, но вся их суета, все попытки расстаться (которые ведут к единению) или сблизиться (что ведет к разрыву) усиливают нечто важное и для них, и для нас.
Еще одна история, которую мы уловили в этом году как базовый сюжет карнавала — волшебное единение разных миров. Тему подсказали Русалии — исток летнего карнавала в Молдове, когда феи-сынзяны проникают в мир людей и исцеляют больных (об этом — ритуалы танцоров-кэлушаров). Причем карнавальное общение миров — именно спасительное! Реальностей много, и они все — за человека. Многомирье оказывается не пугающим и не опасным… Страшные сказки — не единственный вариант.
— И который из вариантов сильнее?
— Думаю, тот, в который человечество вкладывает больше энергии.
— То есть мы еще и выбирать истории должны, а не только создавать?
— Может быть, для этого выбора они и существуют.
Фото: Екатерина Шошева, Александр Волошин, Наталия Петренко
Ранее мы обсуждали с Еленой Кушнир развитие жанра импровизационной драмы.
