1 сентября 2004 г. во время торжеств, посвященных началу учебного года, группа террористов захватила школу в Беслане и взяла в заложники более 1200 учащихся, родителей и учителей. Вскоре на месте происшествия появился российский спецназ.
После двух дней безуспешных переговоров, 3 сентября, власти решают вмешаться силой, спровоцировав крайне ожесточенное наступление. В результате погибли 334 человека, в том числе 186 детей.
Одна из заложниц, 14-летняя Агунда Ватаева, в 2012 году решила опубликовать свои воспоминания о теракте. Девушка открыла блог в ЖЖ и опубликовала три поста, в которых описала события тех трех дней в школе. #diez публикует несколько фрагментов из ее дневников.
31 августа
Еще вчера мы все приходили в школу, прибирались у мамы в кабинете, там же с Дзеркой рисовали плакат с Буратино и букварем маминым первоклашкам. Потом после работы мы ели обычный для МАДАММ обед: лаваш с майонезом и полутора литровый лимонад за 9 руб. мы все сидели за двумя маленькими партами: я, Батик, Дзера, Мадинка, Алина и мой двоюродный брат Тимур. Все было тихо. Ничто не предвещало приближающуюся трагедию. Мы сидели там часов до четырех – сидели, болтали, прибирали, что-то дорисовывали. Было уже что-то около трех, когда мы собрались по домам.
Случалось даже такое, что школу закрывали, и мы вылезали из окон. Но всегда нам очень сильно хотелось остаться в школе с ночевкой. Вот такое маленькое МАДАММовское желание.
1 сентября
Пока все тихо, никого нет. Мама пишет на доске фразу: «Добро пожаловать в школу!». Я хожу, что-то прибираю. Вышла на улицу – никого из «наших» нет. Конечно, мы уже старшие классы (девятый), грех не опоздать. Полчаса ходила, искала одноклассников, никого не было. Батика встречала с Шалвой. Джульетты Георгиевны еще нет. Вообще никого из наших нет. Выхожу во двор. Ну, вот, стали потихоньку собираться. А вот и Дреева! Она в панике: туфли натерли, нужна вата. Забежали к Маме. Там уже первоклашки сидят за партами, у всех банты, цветы. Все нарядные. Кто-то снимает на камеру своих драгоценных чад, Кто-то делит между детьми шарики, они, по сложившейся традиции, сегодня должны улететь в небо. Я Мадине говорю, что завидую им: «Они такие маленькие и счастливые». Потом вышли во двор, там наши уже построились. Ну, мы рванули к ним. Все стоят, разговаривают, в ожидании начала линейки. Мы с Кристиной и Дзерой обсуждаем дзерину кофточку…
Тут наш разговор обрывается. Где-то совсем близко раздались выстрелы.
2 сентября
К концу первого дня Они с кем-то стали вести переговоры. Выставляли следующие требования:
1. Вывод войск из Чечни;
2. предъявление Рошаля, Путина, Аслаханова, Дзасохова, Зязикова;
3. отделение Чечни от РФ.
После этих требований все взрослые поняли: отсюда живыми мы не выйдем. Выполнить эти требования просто невозможно. А дети наивно говорили: «Ну, пусть они выведут эти войска! Пусть эти пять человек придут! Ну, что им сложно?» Я тоже думала: «Что там такого? Пусть выведут». А Мама сказала, что это невозможно, что войска выводятся годами. Сказала, но для меня все казалось простым. Тогда я еще не знала, что всем до нас по фигу, что мы никому не нужны. Мне казалось, что люди должны быть благородными, что эти пять человек обязательно придут и обменяются собственными жизнями. Наивная была, маленькая, глупенькая. Даже террористы и то были умнее, когда говорили, что мы никому не нужны, что мы все сдохнем, и всем на нас наплевать.
(…)
Мы с Мадиной решила «сесть» в ту самую очередь. Мы проходили мимо Альбины Викторовны. На ее коленях лежала девочка-пятиклассница, у которой уже почти не было сил, а А.В. гладила ее по голове, отвечала на ее вопросы и успокаивала. Заметив нас, она сказала «Ой, вы здесь, девочки мои? С вами все в порядке? Ну, хорошо. Все будет хорошо». А я была так рада ее видеть. Как будто не видела родного человека несколько лет. У нас с Мадишкой настроение поднялось.
Еще в этой очереди мы встретили Дзерочку. Спросили, где она сидит. Мадишка пыталась ее переманить в нашу сторону уговорами, что там почти все «наши». Но Дзера сказала, что сидит там с Зариной В. и не пошла.
Но выйти в туалет нам с Мадишкой так и не удалось — Они опять разогнали очередь.
3 сентября
Время тянулось очень медленно, ползло. Какое-то время мы еще спали. Жажда убивала. И бессилие, не хотелось даже двигаться. Я видела у некоторых людей баклажки с желтой жидкостью, сначала я не поняла, что это была моча. Все это время с Зариной был ее двоюродный брат, первоклассник, она очень боялась за него. На третий день он был совсем слабым, и все время просил воды. Тогда она взяла откуда-то мочу в какой-то сломанной дешевой шкатулке и давала ему немного, обтирая ее же его и свое лицо. Я не смогла преодолеть свою брезгливость или моя жажда была не такой сильной, чтобы выпить это. Зарина лишь протирала мне лицо и губы. Это не было так мерзко на тот момент, нет. Рядом сидел мальчик из параллельного класса и явно уже был не в себе. Просил у нас наши номера телефона, обязательно хотел их запомнить и набрать, когда мы выйдем оттуда. А когда увидел сосуд с мочой, стал швырять его и кричать нам чтобы мы не пили «это масло». Дико хотелось спать. Я уже мечтала не столько об освобождении, сколько о смерти, потому что это казалось более вероятным исходом. А хотели в третий день мы только одного – конца. Любого конца, лишь бы все это кончилось.
В бессилии и желании уснуть я валилась на пол, но боевики заявили, что будут расстреливать всех, кто теряет сознание. Тогда Мама сказала: «Надо подняться». Мы с Зариной прислонились друг к другу спинами, так и сидели, потому что сил совсем не осталось, сама мама была уже очень-очень слабая. Зарина спросила меня который час. Все это время на мне были любимые красно-коричневые часы ‘Swatch’, которые мне подарила сестра, поэтому я все 3 дня могла ориентироваться во времени. На тот момент было без малого час дня, где-то без 10-5 минут. Потом раздался телефонный звонок. Время от времени боевикам звонили, и они все (как нам казалось, наверное) пересказывали заложникам. «Из Чечни выводят войска, — сказали они. — Если эта информация подтвердится, мы начнем вас понемногу выпускать». И тут мне первый раз за все эти три дня захотелось заплакать, потому что появилась надежда, что мы вырвемся оттуда. А потом…. Я просто потеряла сознание, а когда очнулась, надо мной горела крыша, все падало, кругом лежали люди. И первое, что я увидела, когда я поднялась – горящий и обожженный труп одного из террористов на стуле, под разорвавшимся снарядом, которого заливал ведром с водой другой боевик. Они стали кричать о том, чтобы живые поднимались и выходили из спортзала в коридор. Не знаю почему, но мы с Мамой встали и пошли. Я успела заметить небольшую разорванную ямочку на левой руке и мысленно успокоилась, что других ран нет. У Мамы же в правой лопатке было маленькое и узенькое отверстие. По пути к выходу я пыталась идти осторожно, везде лежали тела, фрагменты потолка, дымящиеся деревянные брусья. У самой двери я увидела то, что до сих крутится у меня в голове, когда я думаю о теракте… Я увидела тело маленькой и худой девочки, а когда посмотрела выше шеи, поняла, что просто не вижу верхней половины черепа, какое-то бело-красное месиво над красивым, но мертвым личиком. Это был самый страшный и жуткий момент, наверное, тогда ко мне пришло осознание того, что это все реально.
(…)
Потом раздался новый взрыв, очень сильный по своей мощи. Я смотрела в тот момент в потолок и горячая плотная взрывная волна окатила меня с головы до ног. Я подумала: «Вот и конец. На этот раз я точно умерла».
Я очнулась. Кисть уже висела, кровью были залиты мои любимые «Swatch». Я посмотрела на ногу и увидела, что сквозь рану ниже колена я вижу что-то белое блестящее, похожее на кость. Мне было совершенно не больно, просто тяжело поднимать руку и ногу. Мама лежала рядом. «Нога, — сказала она. — Уходи». никогда не смогу простить себе то, что послушала ее, развернулась и пошла. Не знаю, что это было. Откуда это предательство.
Я поползла на четвереньках к выбитому окну. Возле окна стояли какие-то печки, я добралась до подоконника. На одной из этих печек лежали два трупика раздетых истощенных мальчиков. Они были похожи как братья. Их глаза… Видимо, их выставляли в окно с тряпками. Или дети просто хотели вырваться.
До улицы мне оставалось одно движение, когда моя нога провалилась в щель. Я уже ногу почти не чувствовала, не могла ее найти, все тянула ее, тянула, и ничего у меня не получалось. Внизу меня уже ждали, и наши ополченцы, и военные. Они кричали мне: «Давай, золотце, давай, солнышко!» А я не могла. От этого чувства бессилия и безнадежности я стала плакать. Первый раз за 3 дня я плакала.
***
Потом меня найдут родные; потом меня отвезут во владикавказскую больницу, где я буду лежать в одной операционной с моей мамой, но узнаю об этом только потом; потом я буду бороться со своим сознанием, чтобы ему не казалось, что я все еще в заложниках; потом я буду читать смс сестры и случайно прочту соболезнования о моей Маме; потом по телефону мне скажут, что буквы Д в МАДАММ больше нет – Дзерочка погибла; что Арсена нет в живых; что Аланка – моя героиня всех этих трех дней, погибла; что Сабину похоронили в закрытом гробу после экспертизы; что Альбина Викторовна выводила детей; что самые благородные и сильные умерли, сгорели, истекли кровью… И много разных «потом».
Записи целиком можно найти в ЖЖ Агунды Ватаева
# первый день
# второй день
# третий день